Решение проблемы смысла жизни настолько сильно влияет на все сферы человеческой жизнедеятельности, что можно с полным правом утверждать: смысложизненные ценности составляют ядро культуры, определяя ее специфику. Речь идет, конечно, о господствующих в культуре пониманиях смысла. Но если смысложизненные ценности представляют ядро культуры в целом, то тем более это относится к философии. Древние и средневековые культуры были тем историческим пространством, в поле которого сложились все основные позиции по вопросу о смысле жизни. В дальнейшем эти позиции будут менять лишь свою понятийную форму. Именно поэтому новейшая философия делает такой упор на изощренности языка, на смаковании своей вербальной индивидуальности. По сути, поиски истины вытесняет стремление к самовыражению, а отсутствие принципиальной новизны компенсируется оригинальностью.

Современная культура имеет дело с уже готовыми формулировками смысла жизни. В этом одна из ее особенностей. Другая особенность заключается в том, что на ценностное ядро цивилизации оказывают большее или меньшее влияние практически все когда-либо известные человечеству понимания смысла. Третья особенность связана с тем, что на различных этапах существования культуры ХХ—ХХI века, определенное понимание смысла жизни вытесняет другие, действуя "сверху" — от идеологии и "снизу" — от массового сознания. Неслучайным поэтому является исключительное положение идеологии и массовой культуры, а также теснейшее переплетение их целей и задач.

Одной из особенностей современной цивилизации является также то, что именно в ней произошла невиданная по своим историческим масштабам практическая проверка на истинность различных пониманий смысла жизни. Две мировые войны, революции, установление жесточайших тоталитарных режимов, голод, стихийные бедствия и катастрофы явились тем испытанием, которые раскрыли нежизненность как стихийных устремлений человеческой души, так и искусственных построений человеческого разума. Но именно в это время были явлены бесчисленные примеры того, как истинное понимание смысла жизни не только давало людям возможность остаться людьми в нечеловеческих условиях существования, но и спасать других людей, гибнущих в бушующем океане человеческих страстей.

Тем не менее, в современной философии господствует представление о том, что смысл жизни является по своему содержанию преимущественно субъективным определением некоторых ценностей в качестве ведущих жизненных ориентиров. Эта точка зрения не является последовательной: отдельные позиции по решению вопроса о смысле жизни все же критикуются как антиобщественные, эгоистические и т.п. Другие, напротив, представляются как образцы. Но где критерий, по которому одним предпочитаются другие? Ведь в современной культуре проповедуется плюралистическая точка зрения, согласно которой множественность решений вопроса о смысле жизни и есть та последняя реальность, с которой имеет дело человек. Свобода выбора понимается на манер свободного выбора цвета ткани для одежды. То есть этический (а, по существу, духовный) вопрос решается скорее эстетически.

Какие же образцы определения смысла жизни являются для современной культуры наиболее характерными? Рассмотрение их предполагает, естественно, широкий историко-культурный контекст, поскольку истоки одних архетипов видятся в античности, других — в эпоху Возрождения, а наиболее фундаментальные восходят к древнейшей культуре человечества.

Архетип Вавилонской башни. В культуре Месопотамии, если судить по знаменитому "Эпосу о Гильгамеше", присутствовало множество вариантов решения проблемы смысла жизни. В эпосе они представлены как стихийные или осознанные решения главного героя на разных этапах его жизни (гедонистическая установка Гильгамеша сменяется обретением смысла жизни в дружбе, затем он пытается искоренить мировое зло, а после смерти друга герой отправляется на поиски вечной жизни). Но совершенно определенно в тексте обозначен как итоговый в исканиях Гильгамеша именно тот смысл, который и выделяет эту культуру среди других культур. Упустив возможность обрести бессмертие, Гильгамеш возвращается в свой город и начинает возводить различные сооружения, чтобы "сделать себе имя" (сравн.: Бытие 11:4). Как здесь не вспомнить знаменитую вавилонскую башню, колоссов! И насколько характерным является тот факт, что царь Навуходоносор на каждом (вдуматься только!) кирпиче, сделанном во время его правления, приказывал делать надпись своего имени.

Смысл архетипа Вавилонской башни заключается в стремлении к мнимому бессмертию, в кажущемся приближении к Богу, а, по сути — в горделивом удалении от Него как источника жизни и бессмертия. "Вавилонская башня" является не только архетипом культуры Месопотамии, но также и выражением наиболее существенного содержания любой языческой культуры, будь то древнеегипетская, древнеримская, ренессансная или современная. В каждой из этих культур выражено желание "быть как боги", но средства, используемые для достижения этой цели, дают человеку не реальное, но мнимое обожение. Допустим, вавилоняне смогли бы построить башню, вдвое более высокую, чем та, которую они задумали. Приблизило бы это их к Богу? Ответ на этот вопрос дает современное человечество, вырвавшееся в космос. Какие огромные средства идут на вавилонскую башню под названием "освоение космического пространства"! По этому поводу один замечательный православный подвижник ХХ века, старец Паисий Святогорец сказал: вы тратите тысячи, миллионы долларов, чтобы подняться в космос и не можете найти Бога, а святые долетают к Нему на одном сухаре.

Египтяне собирали различные сокровища для загробной жизни, для них залогом вечной жизни являлись определенные материальные приготовления к ней: изготовление мумии, сохраняющей тело, скульптурного портрета, реалистически изображающего внешность умершего и множества других весьма дорогостоящих предметов. Не случайно, о египтянах говорили, что они рождаются в погребальных пеленах. Материальная забота о погребении входила в их жизнь с самого детства, а они считали ее благочестивым попечением о бессмертии. Многие вынуждены были себе отказывать во всем, чтобы наскрести средства на эту персональную "вавилонскую башенку". Но чем богаче было ее содержимое, тем быстрее она подвергалась разграблению.

Греки уравнивали себя с богами, прежде всего, с помощью мифологии и философии. Мифология занижала образ божественного, дабы он не требовал особых нравственных усилий, философия же представляла себя подлинной религией, дающей истинное знание. При этом мифология и философия находились в постоянном конфликте как источники смысложизненных решений демоса и философствующей элиты. Философы обличали ложность мифологических верований, народ изгонял или даже казнил философов (наиболее ярко это видно из жизни Гераклита, Ксенофонта, Анаксагора и Сократа).

Римляне видели себя богами по сравнению с варварами. Римские императоры объявляли себя богами перед народом. Ренессанс возрождает древнеримский титанизм, закладывая основы культуры Нового времени. Для Леонардо да Винчи все люди делятся на людей-богов, и на тех, от которых ничего не остается, кроме заполненных канав для нечистот. Загадочный взгляд знаменитой Джоконды становится в этом контексте более понятным: женщина-богиня смотрит на тех, кто к богам не может быть причислен. Понятно, что эта установка не только "освящает" возрожденческий индивидуализм, но и оправдывает принесение в жертву тех, кто к титанам не принадлежит.

Современная же культура пытается построить Вавилонскую башню материального изобилия. Западный и советский варианты различаются лишь по форме, но не по сути. И в одном, и в другом случае предполагается уходящая за горизонт перспектива овладения миром вещей. Для современного человека "быть как боги" означает неограниченное потребление материальных благ и развлечений. А человек, который вспомнит сократовское выражение "чем ближе человек к Богу, тем меньше ему нужно", будет осмеян.

Сколько же рухнуло в истории этих вавилонских башен, погребая под своими обломками миллионы людей! Но строительство их не только не прекращается, но и выходит на принципиально новый, всемирный уровень: единая система торговли, единый тип воспитания и образования, всемирная свалка информации, называемая единым информационным полем... Все чаще и чаще озвучивается стремление к единой всемирной религии, соединяющей в себе все мировые и национальные религии. И такое объединение если еще не осуществилось на уровне содержания новой религии, то уже осуществляется в различных организационных формах. Эсхатологическое предсказание всемирного господства антихриста в этом контексте является предостережением относительно последней в истории человечества "вавилонской башни".

Архетип вавилонской башни как концентрированное выражение определенной направленности смысложизненных поисков человека имеет множество вариантов. Наиболее распространены в современной культуре такие, как державничество и гедонизм.

Древнегреческий философ Платон постулирует идеальное общественное устройство как смысл индивидуальных устремлений личности, заложив европейскую традицию державничества, которую возродил и развил Макиавелли, и на которую опираются многие европейские политики Нового и новейшего времени. Все они не просто теоретически обосновывали то, что индивидуальные устремления людей должны быть направлены исключительно на построение сильного государства, но и пытались воплотить данную установку в жизнь. И результаты таких попыток налицо. Тем не менее, сегодня эти попытки возобновлены с невиданной ранее энергией и в совершенно новом масштабе, поскольку теперь речь идет уже не об отдельном государстве, но о союзе государств.

Представители древнегреческого гедонизма, видящие смысл жизни в физическом наслаждении, доводят свою жизнь до того логического тупика, когда их уже называют учителями смерти. Они демонстрируют всем последующим культурам, что такое последовательный гедонизм и каково его разрушительное воздействие на личность. Но современный гедонизм растет "детдомовским сироткой", не знающим совершенно ничего о своих предках. Он крадет у людей праздники и превращает их в тягостные будни. Люди жалуются на то, что они практически никогда не испытывают радость, что им скучно, тоскливо, что они не видят смысла ни в чем. Но выйти из этой наезженной колеи они часто не в состоянии. Гедонистическая установка атрофирует волю и заглушает совесть.

Гедонизм обычные физические потребности развивает в страстные привязанности, которые господствуют над человеком. То, что является средством для человеческой жизни, превращается в самоцель. Даже обычное удовлетворение чувства голода доводится до страстного погружения в процесс принятия пищи. Древние римляне, дабы продлить трапезу, щекотали себе горло пером павлина, после чего могли начинать "с нуля". Представители современной медицины широко рекламируют таблетки, с помощью которых можно переварить неограниченное количество еды. В художественной литературе Нового времени значительное место занимает описание пиршеств, застолий, рецептов изысканных блюд и т.п. Несчастные пенсионеры постсоветского периода долго и подробно вспоминают блюда, которые они могли себе позволить в "хорошие времена". А сколько состоятельных их современников живет от одного приема пищи до другого и больше не имеет в жизни ничего! Только очень сильное потрясение или опасная болезнь может в такой ситуации напомнить человеку об утерянном смысле бытия.

Гедонистическая установка, господствующая в современной западной культуре, угрожает самому существованию Европы как таковой. Непосредственным следствиями данной установки являются кризис семьи, резкое сокращение рождаемости, проблема бесплодия и т.п. явления. Некоторые культурологи прогнозируют исчезновение носителей европейской культуры уже к середине ХХI века, утверждая что на место рухнувшей европейской "вавилонской башни" хлынут народы Азии и Африки, утверждая здесь свою культуру.

Логическое развитие гедонистическая установка находит в культе страстей. Из древнеримской культуры современная цивилизация заимствовала то особое понимание смысла жизни, которое связано с этим культом. С точки зрения культа страстей, полнота жизни заключается в предельном напряжении человеческих чувств, в эмоциональном "протуберанце", в переживании страсти. Здесь имеется в виду не столько стремление к грубым физическим удовольствиям, сколько смакование "утонченных" чувств, связанных с любовной интригой, честолюбивыми планами, головокружительным риском, жуткими зрелищами...

Древние римлянки времен империи с презрением смотрели на женщину, которая была замужем единственный раз в своей жизни. На гладиаторские бои отправлялись и дряхлые старики, дабы "пощекотать себе нервы". Поглазеть на триумфальное шествие стремились даже матери с малыми детьми, хотя всем было известно, какое огромное количество людей не возвращается с этих зрелищ, погибнув в страшной давке.

Культ страстей можно назвать одним из характерных проявлений западной цивилизации. Даже в эпоху западноевропейского средневековья этот архетип воспроизводится в том чувственно-страстном понимании мистики, которое характерно для католической традиции. Согласно этой традиции, молящийся человек должен с помощью зрительных образов страдающего Христа довести свои чувства до состояния религиозной экзальтации. (Обращение к эмоциям и воображению в молитве (и в искусстве) "уравновешивается" голым интеллектуализмом схоластики). Страстные по своей сути состояния души здесь понимаются как проявления Духа. Понятно, что в условиях такой установки борьба человека со страстями является лишь мнимой борьбой. На самом деле страсть духовного честолюбия — человек считает себя достигшим высокого духовного устроения — поглощает другие, менее сильные страсти, создавая иллюзию победы над ними. Человек, находящийся в таком состоянии, не чувствует потребности в покаянии, а, следовательно, считает себя вправе судить других людей. Но это уже не обычное осуждение язычника, а гораздо худший вариант осуждения, ибо человек отождествляет свою личную оценку с Высшим судом.

Гигантский всплеск страстности мы наблюдаем в Западной Европе в эпоху позднего средневековья и Возрождения. Переплетаясь с возрожденческим титанизмом, культ страстей создает поистине чудовищных монстров, сплетающих свои уродливые тела в смертельной схватке. Я имею в виду магию и инквизицию. Неоязыческое желание "быть как боги" воплотилось здесь в массовой магической практике. А ужас перед неконтролируемым магическим воздействием заставлял нажимать на государственные рычаги и прибегать к земной власти представителей церкви. Фактически одни и те же люди и занимались магией (или прибегали к помощи людей, практикующих в этой сфере), и составляли клеветнические доносы. Сегодня уже убедительно доказано, что казни людей на костре в эпоху Возрождения совершались достаточно часто по требованию низов. Что же касается инквизиторов, то они, пытаясь не допустить стихийных расправ, фактически процесс не контролировали. Жизнь превратилась в рискованную игру, носящую название "кто первый донесет ". В этой игре можно было в один день выиграть богатство и власть, а в другой — оказаться на дыбе. Сегодня человек с патологическим любопытством взирал на сжигаемого соседа, а завтра сам умирал в жесточайших страданиях под взорами сотен людей, страстно "пожирающих" глазами его страдание. Цивилизованный человек современной культуры фактически для той же цели каждый день включает "новости": не произошла ли где-то какая-нибудь катастрофа, сколько жизней унесла разбушевавшаяся стихия или очередной террористический акт? Существуют даже многочасовые записи казней с подробными описаниями, замерами времени агонии и т.п. Чужие страдания и несчастья здесь играют роль своеобразного "допинга", но не все суть этого мракобесия осознают. Привычка стала страстью. И если вы сегодня признаетесь, что новостями не интересуетесь, вас обвинят в невежестве.

Отрицательный опыт воплощения перечисленных архетипов в культуре прошлых времен для нашей цивилизации не имеет почти никакого практического значения. Этот ценнейший опыт остался уделом знания лишь отдельных профессионалов и не вошел ни в современную идеологию, ни в современную массовую культуру, занимающих главенствующее место в цивилизации и продуцирующих господствующие смыслы. Вопрос о последствиях, как таких, что уже неоднократно имели место и в древней, и в средневековой, и в новой истории, к сожалению, не стоит и не ставится. Вчера нас воспитывали в духе строительства царства Божьего на земле, сегодня на нас обрушилась лавина гедонистического разложения, а на горизонте уже виднеется новый план земного рая, для достижения которого, естественно, потребуются и соответствующие жертвы.

Стихия массового сознания, диктующего перечисленные выше смыслы, никогда еще не была столь сильной. Если это сознание временами втягивает в свой поток даже людей, пытающихся ему противостоять, то для большинства представителей современной культуры необходимость сопротивляться не имеет никакого внутреннего основания. И эта утрата возможности сознательно выбирать, проверять, делать выводы, связана, в конечном смысле, с забвением Христа как абсолютного смысла человеческих усилий, в котором человек обретает подлинную жизнь. "Ясно, что высшее, абсолютное благо, наполняющее нашу жизнь, само должно быть вечным. Ибо как только мы помыслим в качестве него какое-либо временное состояние, так возникает вопрос об его собственном смысле" (С. Франк).

Современная этическая литература представляет Христа одним из великих моралистов, называя Его в одном ряду с философами и религиозными деятелями. Каждое имя — один из смыслов жизни. Понятно, что все они рассматриваются как равноправные. Но все дело заключается в том, что Христос был не просто человеком, но человекобогом, воплощенным Богом. И современная историческая наука имеет многочисленные неопровержимые доказательства этого факта, центральным среди которых есть научное доказательство воскресения Христа.

Сегодня имеется огромное количество подтверждений воскресения Христа как исторического факта. Академик И. В. Нетушил (1850—1928) называет число вполне надежных с исторической точки зрения источников о воскресении Христа, превышающее 210. Академик А. И. Белецкий считает это число еще большим — 230, ибо к данным Нетушила добавляет те исторические памятники, которые были обнаружены после выхода его работы (1, 279). Он дает подробный анализ важнейшим источникам, опровергая невежественные заявления атеистов, заинтересованных в замалчивании этих фактов. Причины такого замалчивания в современной неоязыческой культуре предельно понятны, поскольку воскреснуть собственной силой мог только Бог.

Украинский академик Александр Белецкий, проводя анализ атеистической литературы, высказался следующим образом: "Эта литература поражает, прежде всего, своей невероятной отсталостью, В ней можно найти множество положений, высказанных в науке 100—150 лет назад и после того давно уже решительно отвергнутых. Во многих случаях дело обстоит еще гораздо хуже: здесь обнаруживаем массу грубейших извращений фактов и совершенно явных вымыслов"(1, 266—267).

Для примера приведу только один факт, поскольку он перекочевал в наши "новейшие" учебники для высшей школы. Имеется в виду свидетельство о воскресении Христа Иосифа Флавия. Данное свидетельство было взято под сомнение в ХIХ веке. Б. Бауэр и его последователи решили, что эти слова являются более поздней вставкой. Но дело в том, что в дальнейшем историками были найдены еще три варианта текста Иосифа Флавия. Тогда и стало понятно: расхождения между первым и вторым вариантами объясняются не позднейшей вставкой, а потерей части страниц во втором варианте (см. 1, 271). Тем не менее современные украинские религиоведы по-прежнему воспроизводят точку зрения Б. Бауэра.

Ни в одном украинском учебнике вы не найдете слов "Христос воскрес", но прочтете в лучшем случае: "христиане верят, что Он воскрес" (слово "Он", при этом, пишут с маленькой буквы). Таким лукавым способом наши гуманитарии стремятся соблюсти права тех, для кого признание исторического факта воскресения Христа является оскорблением. Но разве могут соблюдаться права человека там, где права Бога не соблюдены?

Второй исторический факт, замалчиваемый современными средствами массовой информации и университетскими программами, имеет не меньшее значение для смысложизненного определения современного человека. Речь идет о духовном подвиге во имя спасения человечества огромного сонма святых, в том числе и святых ХХ века.

Иные люди, читая о деяниях древних святых, считают патерики сборниками вымыслов и сказок. Но в том то и дело, что традиция святости не только сохранилась, но и значительно преумножилась в ХХ веке. Если в иные эпохи духовного упадка человек не всегда мог найти достойный образец для подражания, то в культуре ХХ века святых было больше, чем за все времена существования христианства на Руси (См. 8, 68). Их святость имеет самые очевидные подтверждения, признаваемые, в том числе и современной наукой, в качестве явлений сверхъестественного порядка. И если мы сравним чудеса, творимые по молитвам древних святых, с чудесами подвижников ХХ века, мы не найдем никакой принципиальной разницы. И там, и здесь — данная Богом власть над пространством и временем, над физическими законами, дикими зверями и смертельными недугами. В материалах, собираемых для канонизации святых, мы находим многочисленные документы и свидетельства, напоминающие нам слова Иисуса Христа о людях, имеющих подлинную веру, истинный смысл жизни и действительную свободу: "Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит" (Ин. 14:12) А ведь чудеса, совершаемые по молитвам святых, не ограничиваются их земной жизнью! Если мы посмотрим сегодня на карту, то увидим, что фактически вся европейская часть покрыта удивительной "сетью" апостолов ХХ века (в данном случае мы не говорим о Кавказе, Америке, Японии, поскольку разговор идет о проблеме смысла жизни в контексте европейской культуры).

Жизнь этих людей, прошедших тюрьмы, пытки и концлагеря, но не только не отрекшихся от Бога, но и приведших к Нему множество наших современников, является уникальным образцом положительного решения проблемы смысла жизни. Когда перед лицом страшнейшей реальности войны, голода, нищеты, утраты свободы, пыток и издевательств не выдерживали никакие смысложизненные установки и люди превращались в зверей, борющихся за физическое выживание, подлинные христиане имели в себе сверхъестестенную силу оставаться сострадающими и любящими людьми, храмами Святого Духа. Дикие звери становились рядом с ними кроткими, как ягнята, молитвой святых приходили к покаянию самые закоренелые преступники, их молитвою согревались замерзающие в лютом холоде железного карцера узники, подкреплялись неведомой пищей умирающие от голода. Об этих чудесах святых сегодня, в эпоху невиданной по своим масштабам канонизации святых, говорят и пишут сотни бывших атеистов, обретших подлинный смысл жизни.

Иными словами, мы имеем дело в данном случае не просто с каким-то субъективным идеалом, но с засвидетельствованной непреложно истинной онтологией. Поэтому имена православных святых и не встречаются в учебниках по этике. Жизнь каждого из них постулирует не относительный, но абсолютный смысл жизни, а в учебниках соблюдается принцип плюрализма. В угоду этому "демократическому" принципу из нашей истории и культуры выбрасывается лучшее, что в ней есть.

Третьим свидетельством в пользу христианского понимания смысла жизни как объективного, истинного смысла мы хотим назвать многочисленные чудесные явления, составляющие одну из особенностей именно нашего скептического времени. Речь идет об очень большом количестве мироточащих, плачущих, истекающих кровью икон, мироточащих мощей святых, крестов.

По химическому своему строению миро — это сложное белковое вещество, которое просто не может быть продуктом разложения менее сложного вещества (дерева, металла, краски, мощей святых и т.п.). Известен даже случай, когда замироточила обычная фотография погибшего на войне русского солдата Евгения Родионова. Немного позже мироточение было установлено на фотографии газетной заметки о нем. Известно, что Евгений попал в плен к чеченским бандитам, где даже под пытками он отказался снять с себя нательный крестик и отречься от Христа. Умер Евгений мученической смертью.

Понятно, что в век науки на анализ берется не только миро. Анализ красной жидкости, временами стекающей со лба изображенного на обычной бумажной иконке Спасителя (державинская икона) показал, что это настоящая кровь четвертой группы (та же группа крови установлена на Туринской плащанице).

Если появление мира, слез или крови является непредсказуемым по времени чудесным явлением, то некоторые чудеса в современном мире происходят в строго определенные дни. Например, самовозгорание лампады в Иерусалимском храме происходит только в тот день, когда православные всего мира празднуют Пасху. Только на праздник Успения Божией Матери в одном греческом городке наблюдается удивительное "паломничество" ядовитых змей к иконе Богородицы. В этот день их даже можно потрогать. Они никого не кусают и позволяют брать себя в руки. Существует эта удивительная традиция с древнейших времен, когда на женский монастырь этого города напали разбойники. Монахини, укрывшись в храме, молились Пречистой Деве. Ворвавшись в храм, разбойники увидели огромное количество ядовитых змей и в ужасе бежали. Современник, несомненно, увидел бы в этом рассказе обычную легенду или сказочную историю, если бы чудо не подтверждалось каждый год в течение нескольких столетий. (В интернете имеется видеозапись этого чудесного явления)

Сегодня вряд ли какой-то атеист посмеет опубликовать клеветническое измышление на церковь типа того, что слезы из глаз иконы вытекают благодаря какой-то поповской хитрости и являются обычной водой. Наука, которую вчера хотели использовать против христовой веры, сегодня приходит на помощь маловерным и поворачивает к вере неверующих. Однако очень мало людей знает об этом.

Но главнейшим свидетельством в пользу объективной истинности христианского понимания смысла жизни является для человека его личная духовная жизнь, под которой подразумевается опыт участия в церковных таинствах, опыт молитвы и покаяния. Человек не поверит ни в какие чудеса до тех пор, пока чудо не произойдет в его душе. А это чудо вне покаяния, вне церковных таинств невозможно.

ЛИТЕРАТУРА

1. Аверинцев С. С. Крещение Руси и путь русской культуры // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси. — М.,1991. — С. 53—60.

2. Белецкий А. И. Воскресение Христово видевше (некоторые замечания по поводу атеистической литературы последних лет) // Протоиерей Стефан Ляшевский. Библия и наука. — М., 1998. — С. 266—288.

3. Блаженной памяти старец Паисий Святогорец. Слова. — Том I. С болью и любовью о современном человеке. — Салоники, Москва, 2002.

4. Давыдов Ю. Этика любви и метафизика своеволия. — М., 1982.

5. Диакон Андрей Кураев. Церковь и молодежь: неизбежен ли конфликт? — С.-П., 2004.

6. Поспеловский Д. Подвиг веры в атеистическом государстве // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси. — М., 1991. — С. 68—89.

7. С. Франк. Смысл жизни. — Берлин, 1925. // Библиотека православного христианина / http://www.wco.ru/biblio